Паустовский в жизни

Паустовский был небольшого роста, с широкими плечами, большими натруженными ладонями и маленькими, почти детскими ступнями, совсем не русским смуглым горбоносым лицом с резкими морщинами возле рта, блестящими, как два каштана, глазами, зорким, несмотря на сильную близорукость и очки, проницательным взглядом. Вообще в том, что касается внешности, был мнителен и уязвим, особенно переживая по поводу роста.

Еще одним редким свойством Паустовского была деликатность. Замкнутому и неразговорчивому с незнакомыми, ему постоянно приходилось терпеть вокруг себя присутствие людей: коллег по литературному труду — маститых и начинающих, журналистов, просто любопытных — знаменитость ведь. И для каждого находилось слово, тема для беседы, каждому уделялось время, и обязательно выходил навстречу гостю, и всегда провожал до ворот, и, если гость не был неприятен, старался на прощание сказать что-то ласковое: «Очень я вас люблю», «А я о вас все знаю — постоянно у всех спрашиваю».

Чуковский говорил, что считает людей, не слышавших устных рассказов Паустовского, обиженными судьбой. Действительно, он был замечательным и очень своеобразным рассказчиком. В его историях правда всегда соседствовала с вымыслом. Читавшие «Повесть о жизни» помнят трогательные и трагические страницы, на которых описывается первая любовь Паустовского — девушка Леля, встреченная им на фронте, ее нелепая смерть, горе автора. И так оно и было: со своей будущей женой Константин Георгиевич познакомился, работая в санитарном поезде, но она не умерла, и они прожили долгие годы, имели двоих сыновей… Или еще одно воспоминание Паустовского. В начале Второй мировой войны он побывал в качестве военного корреспондента в Одессе, жил в пустой полуразрушенной гостинице с выбитыми стеклами, без электричества и водопровода, умываться приходилось в котельной, где из разорванных труб еще капала вода, и каждый раз появлялся там еще один постоялец, пожилой человек в белой рубашке и элегантных брюках от дорогого костюма. Это был норвежский король, покинувший свою родину и неизвестно какими путями попавший в Одессу. Летом 1941 года Паустовский на самом деле приезжал в Одессу, но остановился в редакционном общежитии фронтовой газеты, да и королю в Одессе неоткуда было взяться. «Факт, освященный слабым сиянием вымысла, вскрывает сущность вещей во сто крат ярче и доступнее, чем правдивый, точный до мелочей протокол», — писал Паустовский.

Первую квартиру получил в начале 1930-х, когда российское телеграфное агентство, где работал, начало строить для сотрудников кооператив, до этого семья скиталась по частным. Правда, на первый взнос (10 руб.) денег не хватило и заявление подал с опозданием, а когда написал, оказалось, что все отдельные квартиры распределены, пришлось довольствоваться коммунальной: две комнаты, кухня, остальные удобства в общем коридоре.

В 1965 году Паустовского и Шолохова выдвинули кандидатами на соискание Нобелевской премии. В заочном споре победил Шолохов. Б.Чичиоабин по этому поводу писал: «Тихий Дон» — великий эпический роман — представляется мне несколько устарелым, принадлежащим скорее прошлому, чем настоящему и будущему, а поэтическая проза Паустовского, заставляющая читателя думать, воображать, мечтать, освещенная светом вечности, кажется мне более современной… будь я в Нобелевском комитете, я бы проголосовал за Паустовского».

В начале 1960-х был одним из самых читаемых авторов. Даже в США «Повесть о жизни» называли «удивительной и прекрасной книгой, которую нужно прочесть». Однако, когда писатель отправил рукопись 4-й книги «Повести» в «Новый мир» Твардовскому, тот вернул ее с такой рецензией: «По-прежнему нет труда, борьбы и политики, но есть поэтическое одиночество, море, всяческие красоты природы и, главное, во всем пафос безответственного, обывательской, простите, гордыни, коей плевать на мировую историю»

Паустовский был смелым человеком. В 1934 году, отдыхая в селе Тарловка на Каме, наименовал арендованную лодку «Памяти Грина». А ведь Грина тогда не издавали, книг его не было в библиотеках, считалось, что он, как и Жюль Верн, Фенимор Купер, Дюма, Конан Дойль, Джек Лондон, разлагает советскую молодежь. Тогда у Паустовского неприятностей не случилось, местные решили, что Грин — иностранный революционер, зато в период борьбы с космополитизмом «этнически чистому» Паустовскому любовь к Грину припомнили, и перед ним надолго закрылись двери издательств. Через несколько лет после войны на своем семинаре в Литинституте Паустовский во всеуслышание назвал «великим художником» А.Платонова, тоже персону «нон-грата» в социалистической литературе. Одним из немногих Паустовский продолжал поддерживать отношения с Б.Пастернаком, травимым властями за издание «Доктора Живаго» в Италии. Символом оттепели стал изданный Паустовским в Калуге альманах «Тарусские страницы» с произведениями Б.Окуджавы, Ю.Казакова, Д.Самойлова, Н.Коржавина, Ю.Трифонова, М.Цветаевой.

«Константин Георгиевич поражал необыкновенно чистотой слова и такой же человеческой чистотой. Преподавателем (в лит. институте) он был очень деликатным — не менторствовал, не давал оценок, не нравится, мол, сцена, сюжет. Говорил только о словах: свежее, точное. Он вообще никого не ругал, не нахваливал. Если бы сейчас преподавал в лит. институте, как бы многим ребятам повезло» (писатель Юрий Бондарев)

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *